 Сновиденческий и бредовый миф Сальвадора ДалиСреди новых тенденций, которые проявили себя на рубеже тысячелетий в духовной культуре нашего общества, одна из наиболее интересных и загадочных – значительная глубинность мифологических пластов сознания. Присутствие мифа (вернее, мифического) чувствуется повсюду – в политике, идеологии, в массовой культуре, философии и даже в науке, что проявляется в удивительных и разнообразных сочетаниях новаций и архаизмов.Естественно, надо отметить взаимодействие искусства и мифа, ведь именно искусство представляется хранителем мифических традиций, а мифические времена кажутся овеянными поэзией. Современное искусство пытается возвратить миф, оно ищет опору в мифе, желает сотворить универсальный миф.Момент «возвращения» мифа крайне интересен в таком направлении живописи как сюрреализм - ведь он мифологизирован в качестве узаконенной формы, социальной игры и приключения. Это направление авангардного искусства помещает между собой и миром миф. Здесь происходит столкновение двух глобальных пластов – мифа и сюрреализма. До недавнего времени такое сопряжение было мало исследовано и оставалось представленным в виде, оставляющем много вопросов. Поэтому исследование мифа актуально и значимо.«Человеческим познанием движет вера, что в итоге оно найдёт окончательный смысл мира, – пишет Бруно Шульц, – оно ищет его, громоздя искусственные подмостки леса». Точка зрения слишком категоричная, но естественная для писателя (художника) XX века - времени, когда искусство было не только заряжено страстным желанием постичь «смысл мира», но и было способно, пробиваясь к нему, отбросить все ограничительные рамки и критерии - эстетические, стилистические, жанровые и т. д. - прежде обязательные.Художник XX века мог свободно, открыто и произвольно, в соответствии лишь со своим авторским замыслом заимствовать образы и сюжеты из любых искусств разных эпох. И конечно из мифа (мифов). «Леса» и «подмостки» - сказано точно. Ведь именно театр не раз представал в роли посредника межу искусством и реальностью, между современностью и мифом. Не потому ли и Пикассо, и Шагал, и Дали, обращаясь к мифу, насыщали язык своих картин образами и архетипами театра, цирка, балагана, карнавала?Сальвадор Дали неисчерпаемой фантазией, экстравагантностью натуры, гипертрофированным честолюбием внешней немотивированностью поступков преднамеренно создавал почву для особого рода мифологизации собственной персоны.Дали создавал новую мифологию - не мифологию прошлого, а драматичную мифологию будущего. Цвет, причудливые формы, само движение линий имели у него устрашающие и озаряющие предвидением композиции. Он обращался к мифологии, чтобы найти ответы на терзающие душу вопросы реальной действительности. Творя сюрреалистический миф, который смог бы стать всем, из своей жизни и мастерства, из своего разума и подсознания, Дали опровергал мнение о невозможности в XX веке универсального мифотворчества.Он брал на себя одного роль коллективного демиурга, некогда сотворившего миф, пытаясь захватить все низменные и высокие сферы бытия, весь микро- и макромир в орбиту своего творческого «Я» и, создать на границе реальности и фантасмагории свой неповторимый «сюрреальный миф». Так Дали-художник опровергал бытовавшее среди мифологов представление о том, что миф есть именно слово, повествование.Сочиняя свой миф, Дали ни в коем случае не хотел произвола, он его панически боялся. В каждом из своих ритуализированных поступков, в недомоганиях и даже характере естественных отправлений - он искал намёк, знак, предзнаменование, радуясь как ребёнок совпадениям, которые можно было истолковать в духе параноидально-критического метода.Жаль, что художнику не было известно суждение Лосева (ссылавшегося на Платона) о древнейшем значении слова «миф», связанного с глаголом «желать», ведь он так гордился своей фамилией, тем, что слово «дали» на каталонском языке обозначает именно «желать».Жизненная реальность могла стать поводом, причиной, приводящей в движение фантазию художника. Одна безумная идея сменяла другую, и в каждой художнику хотелось усмотреть цепь откровений и символов, столь же закономерных, без писаных законов, какими были мифические откровения и символы. Только язык мифа складывался непроизвольно и не спеша на протяжении тысячелетий, тогда как Дали был преисполнен решимости создать сюрреальный миф самому и немедленно. Создать миф и жить в нём. Никлас Калас, английский искусствовед, называл его «мифоманьяком».«…Миф вторгся в мою жизнь, – сказал художник, – проник во все опоры обыденности, и с тех пор для меня граница между тем, что было, и тем, чего не было, исчезла». Два заветных ключика всегда помогали художнику открыть дверь в мир чудесного – сон и бред.Для древнего человека сон был не менее реален и нередко более значим, чем явь. Во сне ему являлись боги, духи, предки, чтобы предупредить, остеречь или оказать помощь. Сон играл роль посредника между мирами, между богами и людьми. Отношение Дали к собственным снам - совершенно мифическое. Только в отличии от древнего человека, для которого думать так, а не иначе, было в порядке вещей, ему приходилось прилагать невероятные усилия, чтобы стереть границу, отделяющими сновидения от реальности. "Сон", 1931 "Осенний каннибализм", 1936
Елена Головачева
|
